Объятия как инстинкт Первый год материнства – он вообще во многом про объятия, про «на ручках», про поцелуи и про тесный физический контакт. Конечно, и потом, в следующие годы, мама с ребенком не перестают обниматься, но в период младенчества тактильный контакт жизненно

Все, что делает женщина, делает, движимая страстью.

Овидий

Разберём основные группы человеческих инстинктов стадного животного уровня.

1. Инстинкт самосохранения.

Служит для сохранения особи в случае опасности. Управляет человеком с помощью эмоции страх. Под действием страха человек уходит от опасности. Инстинкт самосохранения может быть подавлен инстинктом защиты потомства, а у самца – ещё и инстинктами защиты самки или группы. В этом случае особь подвергает опасности себя, чтобы сохранить репродуктивное ядро группы. Инстинкт самосохранения подавлен у низкоранговых особей, чтобы им легче было жертвовать собой для спасения репродуктивного ядра. У особей, образующих репродуктивное ядро, инстинкт самосохранения напротив, обострён.

2.Пищевой инстинкт.

Это достаточно обширная группа инстинктивных программ, обслуживающих функцию добычи пропитания и иных ресурсов. Здесь и инстинкт охотника, который мы ощущаем как азарт, и инстинкт разведки, который мы ощущаем как любопытство. Кража и грабёж также являются инстинктивными действиями, характерными для большинства видов животных. В животном мире отъём добычи у другой особи – это тоже добыча. Грабёж и кража были нормой и в человеческом стаде также. Назовём это для краткости инстинктом «укради», мы о нём ещё неоднократно упомянем.

3. Блок полового и иерархического инстинкта.

В инстинктивной прошивке человеческой самки сформировались три режима взаимодействия с разными самцами. С вожаком – бесплатный эксклюзивный неограниченный секс для продолжения его элитной генетической линии. К нему же самки обращаются за защитой от неоплаченных подкормкой сексуальных посягательств других самцов. Со среднеранговыми самцами – дозированный секс за кормежку. Чем более добычлив самец, тем больше вероятность, что его ценная генетическая линия будет продолжена. С низкоранговыми слабыми самцами – отсутствие секса даже за кормежку для исключения продолжения их генетической линии. Хитрые самки добычу у них выманивали, но к телу не подпускали, динамили, поднимая визг и призывая сильных самцов защитить их.

В инстинктивной прошивке самца сформировались 3 основных программы, включающихся в зависимости от его положения в иерархии. Инстинкт вожака – набор инстинктивных программ, позволяющих вожаку управлять стадом, контролировать ситуацию. Здесь и повышенная конфликтная устойчивость, и высочайшая уверенность в себе, и властные интонации, и способность манипулировать отдельными особями и группами. В инстинкт вожака включается также и ответственность. Вожак бдительно следит за обстановкой, поднимает тревогу в случае опасности и защищает свое стадо, возглавляя отряд самцов. Вожак чувствует стадо как продолжение своего организма. Воспринимает его как часть себя. Вожаку присущ также инстинкт территории, из которого позже развился человеческий инстинкт собственности. С самками вожак имеет неограниченное число спариваний и убежден, что иначе и быть не может. Других самцов он по возможности от самок отгоняет.

Инстинкт среднерангового. Среднеранговые самцы менее ответственны, чем вожак, они контролируют низкоранговых, добиваются благосклонности самок подкормкой, так как стоят ниже их в иерархии стада, ценят сексуальные подачки и боятся вожака. Когда вожак слабеет, самый сильный из среднеранговых занимает его место, и у него включается инстинкт вожака.

Инстинкт низкорангового. Низкоранговый имеет очень низкую самооценку, боится среднеранговых, боготворит вожака, а о самках только мечтает. При попытке совокупиться с самкой отгоняется самками и среднеранговыми самцами. Жизнью не дорожит. О себе не заботится. Но угождает другим в надежде на их благосклонность. В отсутствие прессинга занимает позицию среднерангового, в связи с чем у него включается соответствующий набор инстинктов.

Интересно, что самец с включившимся инстинктом вожака, практически не способен снизить свой ранг в иерархии. Это необратимо. Он может быть убит, изгнан, но не понижен. В одиночном состоянии у него работает усеченная версия инстинкта вожака – инстинкт самца одиночки. Режим «вожак без стада». Ранг среднерангового может быть понижен до низкорангового.

Таким образом можно условно считать, что у биологического вида Человек разумный по сути есть 4 пола. Самки и три пола самцов – высокоранговые, среднеранговые и низкоранговые. Какого пола самец, определяется той инстинктивной программой, которая в настоящее время активна в его мозгу. Этой программой определяется и его поведение, включая психофизиологические элементы, и поведение самки в отношении данного самца. Последние три пола обычно называются одним словом - мужчины. Отсюда традиционно происходит очень много путаницы, не позволявшей до сих пор правильно описывать и интерпретировать современные межполовые отношения.

Подчеркнем еще раз. В современном мире низкоранговый или высокоранговый - это не положение в реальной современной общественной иерархии, а набор активных инстинктов. Можно занимать должность генерального директора, но при этом обладать набором инстинктов (самоощущением) низкорангового. Хотя, обычно положение в реальной иерархии и набор инстинктов все же соответствуют друг другу.

4. В животном мире виды животных, имеющие грозное оружие (клыки, яд, и т.п.) имеют инстинктивные программы, исключающие применение этого оружия против особей своей группы или своего биологического вида. Этот инстинкт носит название врожденной морали. Поэтому, например, в стаде слабо вооруженных шимпанзе внутригрупповое убийство встречается чаще, чем в прайде сильно вооруженных львов. Так вот, врожденной морали в человеческой прошивке уровня стада - не было. Наш вид не имел ни клыков, ни ядовитых шипов.

Оружие как фактор эволюции.

Бог создал людей, а Кольт сделал их равными.

Американская поговорка

С развитием материальной культуры, особенно с появлением более эффективного каменного и деревянного оружия в среднем палеолите, ситуация стала меняться.

Во-первых, изменилось положение человека в природе. Из собирателя и легкой добычи для плотоядных животных он стал постепенно превращаться в универсальный многофункциональный организм, в том числе хищника. Вспомним хотя бы известную сказку Киплинга. Завладев «железным клыком» и «красным цветком», мальчик Маугли из гарантированной пищи тигра Шерхана мгновенно превратился чуть ли не в грозу джунглей. То есть беспрецедентно, качественно возрос уровень сытости и безопасности древнего человека. Что привело к превышению рождаемости над естественной смертностью. С улучшением оружия человек уже не балансировал на грани выживания, а получил возможность глобальной экспансии, увеличения численности и расширения ареала обитания.

Во-вторых, любой конфликт за место в стадной иерархии или из-за самки теперь мог стать вооруженным. Следовательно, нередко один из самцов в результате конфликта был убит, а второй – покалечен.

В-третьих, небольшая группа особей, отделившись от стада, теперь имела реальные шансы выжить и разрастись.

Таким образом, де факто, человек стал уже новым существом, но еще со старым набором животных стадных инстинктов. Эволюционного времени на их полную замену просто не было. Но мешались они довольно сильно. И вот тогда эволюция нашего вида пошла в направлении устранения этого противоречия. Устранение это пошло несколькими путями.

1. Стали выживать не столько самые агрессивные и сильные особи (они то как раз в первую очередь и погибали в междоусобных конфликтах), сколько те, которые могли подавить действие инстинкта и заменить его расчетом, разумом. Например, не самый сильный, но расчетливый и сдержанный самец уже мог в случае слишком жестокого обращения с собой для виду продемонстрировать покорность, уклониться от конфликта. Но выждав момент, во сне стукнуть сильного агрессивного обидчика ручным рубилом. Он мог занять его место вожака в иерархии. Или он мог украсть молодую самку, удрать из стада и стать основателем новой группы. В любом случае, его гены теперь были унаследованы потомством. Гены человека, который победил инстинктивную конфликтность расчетом. Так возникла низкая примативность. Способность человека вести себя вопреки инстинктивным программам, планировать, организовывать действия. Ослаблять, заменять инстинктивную мотивацию своего поведения рассудочной мотивацией. И это свойство еще больше усилило обучаемость и абстрактное мышление. А это привело к дальнейшему совершенствованию орудий труда и оружия. Пошла цепная реакция. Человек начал свой все ускоряющийся путь к цивилизации. Царству разума.

2. Закрепление тех элементов поведения особей внутри группы, которые соответствовали новым условиям. Делали группу более жизнеспособной во все возрастающей конкуренции с соседними группами, число которых увеличивалось.

Выделим основные.

Во-первых, так как конфликты между самцами из-за самок стали смертельными, то любая одинокая особь любого пола стала являться источником нестабильности и смертельного риска в группе. Поэтому более жизнеспособными стали те группы, в которых наибольшее число особей было объединено в устойчивые пары. Стадный сексуальный рынок стал крайне невыгоден группе. Отношения между полами стали преимущественно парными. Так зародилась система моногамного брака.

Во-вторых, большей жизнеспособностью стали обладать те группы, в которых особи демонстрировали большую взаимопомощь и слаженность действий. Это помогало и на охоте, и на войне, и в хозяйственной деятельности. Так возникли очень слабые пока врожденные мораль и альтруизм – свойства человека, противоположные эгоизму как вредному для сообщества в целом проявлению иерархического инстинкта и инстинкта самосохранения отдельной особи. С математической точки зрения, если устойчивость пирамидальной иерархии тем больше, чем жестче доминирование вожака, но появился ограничитель жесткости доминирования – оружие, «уравнитель шансов», то чтобы пирамида не потеряла устойчивость и не развалилась, выход один - уйти в область отрицательных значений. Так и произошло на практике. Альтруизм – это ранговые амбиции и эгоизм со знаком минус. Проще говоря, сообщество людей стало держаться не только на страхе, но и на понимании, и на самопожертвовании людей во имя общего блага. Наш первобытный предок становился все меньше животным и все больше человеком. И это начало закрепляться во врожденных поведенческих программах. Повторимся – только начало, очень слабо и медленно.

Таким образом, человеческое стадо постепенно стало превращаться в модернизированную форму человеческого сообщества – племя. И каждое отдельное племя было тем жизнеспособнее, чем сильнее были подавлены инстинкты, характерные для первобытного стада.

Однако эволюционного времени на полное уничтожение инстинктов стадного животного уровня а также обретение сильных полноценных альтернативных инстинктов и врожденной морали у человека как вида не было. Поэтому они хоть и ослабленные, но продолжали работать, переплетаясь и конфликтуя и с новообразованными парными и альтруистичными инстинктами нового уровня, и с рассудком.

Ну и самое главное. Естественный отбор пошел уже не только между отдельными особями, но и между целыми социумами. Началась биологическая эволюционная гонка нового типа: «какой социум лучше нейтрализует животные инстинкты, тот и победитель». Так как в вооруженных иерархических конфликтах принимали участие только самцы, то и врожденная мораль, и альтруизм, и способность подавлять рассудком действие животных инстинктов оказались присущи преимущественно самцам. Для самок по-прежнему осталась характерна инстинктивная животная эгоистическая мотивация поведения, так как их биологическому назначению она практически не противоречила.

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

Шрифт:

100% +

«За папу!» И слышит в ответ: «Нет, деточка. Этого у тебя не получится. У твоего папы уже есть жена – это твоя мама!» Что происходит в этот момент в душе ребенка, сказать трудно, но то, что ничего хорошего, можно сказать с высокой долей точности.

В норме отцовскими чувствами к дочери руководит уважение к ее юности и невинности. Если он сексуально счастлив с женой, его привязанность к дочери свободна от бессознательной сексуальной вины. Но в сексуально несчастной семье девочка невольно становится объектом, на который отец проецирует свое неисполненное сексуальное влечение, а мать – сексуальную вину. Мать начинает видеть в дочери проститутку, а отец – принцессу.

Александр Лоуэн

Особенно обостряются отношения матери и дочери в случае развода родителей. Девочки, которые, как правило, куда ближе к отцу, чем мальчики, переживают развод родителей тяжелее, ведь они расстаются с отцом, который им дорог. С мальчиками в этом смысле проще – они чаще придерживаются стороны матери, а потому в случае развода между ними и их матерями обычно не бывает конфликтов и непонимания. Тогда как с девочками все иначе. Если отец им дорог, а чаще всего это так, и если они любят его сильнее, чем мать, то развод родителей для них – катастрофа. А матери чувствуют, что дочери не на их стороне, и это, конечно, не может их радовать. В этом случае интенсивность противостояния матерей и дочерей усиливается, хотя зачастую они не отдают себе в этом отчета.

Девочки воспитываются в состоянии притеснения со стороны матерей – более сильных, более уверенных в себе и более «обтертых жизнью». Иерархический инстинкт девочки в таких условиях заведомо имеет мало шансов для своего нормального и гармоничного развития. Тем более что проявления иерархического инстинкта у мальчиков хоть и встречается сопротивлением, но, в целом, поощряется. С девочками же этого не происходит – проявление их иерархического инстинкта встречает не только сопротивление со стороны взрослых, но и всемерное неодобрение. С таким изуродованным иерархическим инстинктом молодые женщины и выходят в самостоятельную жизнь.

Случай из психотерапевтической практики: «Клизма – педагогический инструмент»

Тамара была госпитализирована в Клинику неврозов им. академика И. П. Павлова с жалобами на сниженное настроение, чувство подавленности, апатию, утрату интереса к жизни, снижение массы тела, нарушения сна. Проще говоря, у этой пятидесятишестилетней женщины налицо были все симптомы депрессии. Состояние стало развиваться после смерти матери. Тамара была не замужем, детей у нее не было, так что после случившегося она осталась совсем одна. Работу свою на швейной фабрике она не любила, а в коллективе чувствовала себя неуютно. В общем, формальных поводов для депрессии было предостаточно.

Надо сказать, что поначалу Тамара была немногословна, смотрела на меня испуганными глазами, но через какое-то время мне удалось ее разговорить. В таком возрасте вряд ли имеет смысл спрашивать женщину, почему она не вышла замуж или хотя бы не родила ребенка, но все-таки я должен был это спросить. Вот я и спросил, а она расплакалась и снова стала что-то говорить о своей матери. Сначала я не понял, почему она так странно отвечает на вопрос о своей личной жизни, но потом все встало на свои места.

Ребенок не против, чтобы его иногда наказывали, но при условии, что в целом он чувствует к себе любовь, а также считает данное наказание справедливым, а не преследующим цель причинить ему боль или унизить его.

Карен Хорни

Мать Тамары была очень тяжелым человеком. Молодость она провела на союзных стройках, поскольку по складу и по духу была активисткой. Но судьба подставила ей подножку. На одной из упомянутых строек она познакомилась с мужчиной, который сделал ей предложение всего через пару месяцев после знакомства. Мать Тамары согласилась, они поженились и вернулись в Ленинград, на место жительства молодой супруги. Скоро последовала беременность, а вместе с ней и ужасное открытие. Оказалось, что супруг Тамары был вором, провел какое-то время в тюрьме и просто нуждался в том, чтобы получить ленинградскую прописку.

Мать Тамары, узнав о том, что она стала инструментом в руках своего мужа, немедленно выгнала его из комнаты своей коммунальной квартиры и подала на развод. Так мать Тамары в одночасье стала матерью-одиночкой, а не родившаяся еще девочка – «безотцовщиной». С тех пор в этой семье, состоявшей из двух человек, был строжайший, хотя и негласный запрет на мужчин. Мать Тамары никак не могла пережить обман своего мужа, отца Тамары, замкнулась, а спустя какое-то время стала совершенно невыносимой.

У матери Тамары постепенно сформировалась целая теория касательно мужчин, их эгоистичности и лживости. Тамаре запрещалось дружить с мальчиками, а потом и с юношами. Попытки Тамары устроить свою личную жизнь пресекались матерью в самых резких и грубых формах. Даже когда у Тамары в секрете от матери возникали какие-то отношения с мужчинами, мать быстро об этом догадывалась, выслеживала свою дочь и устраивала на публике ужасные сцены – кричала на нее, обзывая самыми последними словами, сыпала обвинениями на ее молодого человека и т. п. Сначала Тамара пыталась как-то сопротивляться матери, но мать не сдавалась и продолжала свой натиск.

Окончательно Тамара сломалась после того, как у нее появился мужчина, от которого она забеременела. Этот молодой человек сделал Тамаре предложение, пошел просить ее руки у матери (об этом Тамара сама его попросила), но мать Тамары даже не пустила его на порог, и он вынужден был ретироваться. Тамара оказалась под домашним арестом, а потом мать вынудила ее сделать аборт. Разумеется, все это делалось под благовидным предлогом защиты дочери от «ужасных мужчин».

Когда Тамара рассказывала мне свою историю, она несколько раз упомянула о клизмах. Сначала я не придал этому никакого значения, поскольку Тамара говорила об этом как-то вскользь. Но после очередного упоминания об этой процедуре я спросил ее, зачем они делались. Выяснилось, что мать Тамары была уверена, что у девочки «плохой желудок», а потому с раннего детства регулярно делала ей клизмы. Причем стремление «лечить» дочь таким образом обострялись у нее каждый раз, когда у Тамары появлялся ухаживающий за ней мужчина.

Какое-то время в процессе нашего разговора я думал, что речь идет о том, что Тамара сама проводила себе эту процедуру. Но потом, наконец, я понял, что мать самолично делала дочери клизмы, причем и в раннем детстве, и когда уже стала взрослой женщиной. Сама по себе эта процедура, конечно, не является предосудительной, но в том виде, в каком это все происходило, данное мероприятие носило, мягко говоря, странный характер. Это навело меня на мысль, что клизмы были своего рода наказанием.

Независимо от сознательного желания сексуальная вина и тревожность матери влияет на ее поведение в отношении ребенка. То, как она обращается с телом ребенка, отражает ее чувства по отношению к своему телу.

Александр Лоуэн

Унизительность этой процедуры чувствовалась Тамарой, и ее мать не могла не знать, что это доставляет дочери психологические мучения. Но сила влияния матери на дочь была так велика, что Тамара просто не могла ей сопротивляться. Мать Тамары демонстрировала таким образом свою власть над дочерью, воплощая в этом «лечебном» мероприятии мужскую роль. Можно даже сказать, что мать Тамары практически насиловала этими клизмами свою дочь, и унижение, которому с завидной регулярностью подвергалась подобной экзекуцией молодая женщина, по сути, лишало ее всякой возможности психологически сопротивляться матери.

Когда Тамаре исполнилось сорок лет, она потеряла всякую надежду завести семью и родить детей. Ее мать перенесла инсульт, была парализована и полностью привязала к себе дочь. Тамара всю жизнь боялась своей матери, не могла ей перечить, а теперь и вовсе оказалась у нее в прислужницах. Тамара никогда не слышала от нее доброго слова или хоть какой-нибудь благодарности. Вся ее жизнь превратилась в бесконечное служение своей матери, которое продолжалось ровно до тех пор, пока она не умерла.

Казалось бы, после смерти матери Тамара должна была испытать чувство облегчения, почувствовать, наконец, себя свободной, но дело приняло другой оборот. И это естественно, ведь вся жизнь Тамары была до того момента целиком и полностью посвящена матери, а теперь, когда этот своеобразный столп пал, Тамара – забитая, нерешительная и уже совсем не молодая женщина – оказалась у разбитого корыта. По сути, она и не жила до этого, всю свою жизнь она не имела ни своего мнения, ни своих интересов. Ее мать была всем в ее жизни, и с ее уходом у Тамары возникло ощущение, что и ее жизнь кончилась.

Конечно, помочь Тамаре было непросто. Отношения с матерью оставили на ее психике неизгладимый отпечаток, а прожитые годы были так бездарно ею потрачены, что рассчитывать на чудо преображения поначалу не приходилось. Самое большее, чего мы смогли добиться, так это излечения ее депрессии. Кроме того, я рекомендовал Тамаре максимально сильно изменить свою жизнь, изменить ее так, чтобы она совсем не напоминала ей ту жизнь, которую она вела со своей матерью. Тамара поняла и приняла мои предложения, ей удалось разменять жилплощадь и выехать из коммуналки, где она жила с матерью, в однокомнатную квартиру.

Спустя какое-то время Тамара устроилась нянечкой в детский сад и была очень довольна своей новой работой – возможностью общаться с детьми и чувствовать себя полезной. Постепенно она стала освобождаться от своей психологической зависимости от матери и навязанного ею образа жизни. У Тамары появились новые знакомые, новые отношения, и постепенно она преобразилась. Хотя, конечно, упущенные годы были потеряны безвозвратно.

Когда отсутствует искренняя привязанность, часто имеют место обильные словесные заверения в том, насколько сильно родители любят ребенка и как они готовы всем пожертвовать для него.

Карен Хорни

Вся эта история и до сих пор кажется мне почти невозможной. Трудно себе даже представить, чтобы родители имели такое влияние на своих детей и могли таким образом его употребить. Но оказывается, что иногда личные проблемы родителей способны так чудовищно изуродовать жизнь их детей. И когда думаешь об этом, то понимаешь, что, несмотря на все оговорки, детям волей-неволей приходится отвечать за грехи своих родителей. Да, история Тамары – история особенная, такое случается нечасто. Однако она как нельзя лучше свидетельствует о том, какую неограниченную власть может подчас иметь мать над своей дочерью.

НЕУДОВЛЕТВОРЕННОСТЬ: П УТИ ВЫХОДА

Подведем итоги второй части книги. Сейчас мы попытались рассмотреть проблему отношений родителей и детей в ракурсе иерархического инстинкта – этой второй составляющей нашего общего, в сущности, единого инстинкта самосохранения. И если чувство беззащитности, столь характерное для современного человека, свидетельствует о страдании инстинкта личного выживания, то чувство неудовлетворенности – собой, жизнью, тем, что мы делаем, – возникло здесь, в структуре нашего иерархического инстинкта.

Наши родители, как это ни покажется странным, конкурировали с нами за некую власть, за некий виртуальный «верх». По всей видимости, они играли с нами в ту же игру, в которую когда-то с ними играли их родители (наши бабушки и дедушки). Из поколения в поколение, таким образом, передается это болезненное стремление к подавлению своих детей, а дети тем временем ищут возможность восстановить «статус-кво» и делают это, к сожалению, за счет подавления собственных детей. Итог этой патологической страсти родителей к доминированию над своими детьми, как мне представляется, может быть сформулирован таким образом. В процессе формирования нашей личности мы столкнулись с непреодолимыми препятствиями, которые травмировали наш иерархический инстинкт. Мы стали, во-первых, испытывать чувство хронической неудовлетворенности собой и своей жизнью; во-вторых, заразились болезненной страстью к борьбе и противостоянию в отношениях с другими людьми; в-третьих, мы сформировали в себе виртуальные образы наших родителей, в бесплодной дискуссии с которыми мы теперь и находимся.

Чувство хронической неудовлетворенности

Чувство неудовлетворенности собой, жизнью и тем, что ты делаешь, знакомо каждому человеку. Иногда закрадывается мысль, что не испытывать этих чувств – значит быть самодовольным глупцом, непроходимой тупицей. Как вообще можно удовлетворяться тем, что ты делаешь? Недаром же блистательному Сальвадору Дали принадлежит острый афоризм: «Не бойтесь стремиться к совершенству, вы его все равно не достигнете». Впрочем, тут закономерно встает вопрос: если достичь совершенства невозможно, то не является ли стремление к нему какой-то невротической причудой? Действительно, если чего-то не может быть, потому что не может быть никогда, разве не глупо пытаться получить это? Желание найти философский камень, конечно, похвально, но не безумие ли потратить на это жизнь?

Да, наши родители задали нам поистине сфинксову задачку. Они сначала заставили нас чувствовать собственную несостоятельность, а потом поманили неким идеалом, которым, как им казалось, мы должны были быть. Нам же грезилось, что попади мы в этот идеал, в это придуманное для нас прокрустово ложе, и мы будем любимыми. Последнее же значило для нас, как мы теперь знаем, не просто чувство защищенности; ощущать себя любимыми значило для нас – быть первыми. Ведь мы всегда делили любовь родителей с кем-то – с родителями наших родителей, с нашими братьями и сестрами, с их делами, которым они отдавали свое время, наконец, с посторонними людьми, которыми наши родители восхищались.

Любовь – чувство эгоистическое. Если тебя любят, тебе хочется, чтобы тебя любили, во-первых, целиком , то есть за все, что ты делаешь и что собой представляешь, а во-вторых, только тебя. Разумеется, родители не могли нам подарить такую полноту любви, а мы в свои юные годы не могли понять, что нельзя быть настолько идеальными, чтобы замкнуть на себя их целиком, так, чтобы были только мы и они, наши родители, те, которые нам особенно и безгранично дороги.

Мы не нашли в своих родителях той полноты любви, на которую рассчитывали. То, что это невозможно в принципе, не было нам понятно, ведь ребенок не видит дальше собственного носа. Ему важно только то, что происходит с ним; ему кажется, что этим, собственно, окружающий мир и ограничивается. Вполне естественно, что, разочаровавшись в любви своих родителей, мы принялись конкурировать не только с другими людьми за любовь своих родителей, но и с самими родителями. Здесь, впрочем, мы снова оказались в заведомо проигрышной позиции.

Родители ощущались нами как инстанция силы и власти, ведь, в конечном счете, от них в нашей жизни зависело абсолютно все. А как можно бороться и соревноваться с тем, от кого ты находишься в полной зависимости, с тем, кто обладает над тобой всей полнотой власти? Разумеется, мы обрекли себя на поражение, которое, впрочем, не могли принять – вот и источник нашей хронической неудовлетворенности.

Мы продолжали бороться, а наши родители, чувствуя наше сопротивление, досадовали и злились. С какой стати было им соглашаться с тем, что мы – победители, а они – побежденные, что мы – сильнее и умнее, а они – слабее и глупее? Они просто физически не могли на этой пойти и не шли, тем более что и они сами, в свою очередь, не были свободны от своего иерархического инстинкта.

Когда и эта затея, связанная с борьбой за лидерство в рамках отдельно взятой «ячейки общества», нам не удалась, сидящий в нас иерархический инстинкт сделал своеобразный ход конем. Осмыслив результаты своей попытки попасть в прокрустово ложе идеала, поняв, что родителей победить невозможно (они все равно и всегда будут «правы»), нам пришлось пойти на внутрипсихические ухищрения. Мы «разместили» искомый идеал внутри себя и именно с ним начали свою конкурентную борьбу. Попытками достичь соответствия тому образу, который мы хотели, чтобы был нами, а не мечтой о нас – вот чем мы занялись.

Так в нас появилась своеобразная линия горизонта, за которой, как нам стало казаться, находится, спрятано от нас наше счастье. Если бы подсознание умело говорить (на что оно не способно по причине его биологической, а не социокультурной природы), то оно бы сказало: «Для счастья тебе необходимо совсем немного – ты должен быть на десять сантиметров выше, на десять сантиметров стройнее, у тебя должны быть другого цвета глаза и волосы, ты должен быть чуть-чуть умнее, чуть-чуть сообразительнее, чуть-чуть выдержаннее, чуть-чуть увереннее в себе и решительнее, более осведомленным и более начитанным, более…» Впрочем, в зависимости от ситуации оно стало бы говорить то одно, то другое, а потому в значительном числе случаев оно бы стало противоречить самому себе.

Чувства собственной неполноценности и непригодности, ощущение слабости, малости, неуверенности концентрируются в ощущениях неудовольствия и неудовлетворенности, выливаясь в стремление к фиктивной цели – обретению «власти».

Альфред Адлер

В общем, мы не только стали жить своим идеалом, мы еще и спутали самим себе все карты. Таким образом, наш личный идеал оказался вещью не только в принципе недостижимой, но еще и смутной, теряющейся в дымке жизненных обстоятельств. Но все это отнюдь не избавило нас от иерархического инстинкта, скорее наоборот, обострило и усилило его. Теперь остается помножить одно на другое, и мы получим хроническую неудовлетворенность, недовольство самими собой и всем тем, что мы делаем и чего мы достигаем.

Просто ради интереса спросите у себя, что вы должны были бы сделать и чего достичь, чтобы почувствовать себя полностью удовлетворенным и довольным жизнью человеком. Теперь представьте себе, что вы это сделали – достигли того, чего хотели… Представьте хорошенько, проведите свой ближайший день так, словно бы эти цели действительно вами достигнуты. И сразу, или через день, или, в самом крайнем случае, спустя неделю-другую вы почувствуете, что удовлетворенности собой и своей жизнью нет и в помине. Вам снова кажется, что что-то не так, что где-то что-то недоделано, что к вам относятся не совсем так, как бы вам хотелось, да и вы сами – не тот, каким хотели бы быть.

Чувство неудовлетворенности, конечно, связано с нашими детскими мечтами и грезами, с идеалом, который мы себе придумали и которому пытались соответствовать. Но проблема больше и шире, она еще и в привычке чувствовать себя неудовлетворенным, а привычка эта сформировалась у нас много лет назад, в те годы, когда мы были детьми и очень хотели, чтобы родители любили нас по-настоящему и, что особенно важно, только нас.

Как же быть? Как избавиться от патологической привычки вечно чувствовать себя неудовлетворенным; от болезненного желания быть лучше, чем мы есть на самом деле; казаться, а не быть, достигать, а не делать? Это и просто, и сложно.

Во-первых, нужно понять, что мы бросились в погоню за фиктивным идеалом, которого нет и, главное, не может быть в действительности.

Во-вторых, мы должны признаться себе в том, что даже если мы достигнем своего идеала, нас не будут любить больше, чем нас любят теперь, а кроме этого нам, на самом-то деле, ничего и не хочется.

И наконец, в-третьих, нам необходимо осознать, что когда мы стремимся к своему идеалу, мы самолично расписываемся в том, что такие, какие мы есть, нас любить, по нашему мнению, не будут, а это безумие; и если же нас все-таки полюбят, когда мы достигнем некого идеала, то полюбят не нас самих, а наш «экспортный вариант».

Проще говоря, перед нами одна единственная проблема – страх, что нас не будут любить, если мы не будем соответствовать некому идеалу, если мы не будем «первыми» и «лучшими». И как это всегда происходит со страхом, он ретируется только в тот момент, когда мы перестаем от него бегать и соглашаемся на то, чего мы пытаемся таким образом избежать. Иными словами, нам надо решиться и позволить себе не быть идеальными, не быть «первыми» и «лучшими». Нам надо разрешить себе быть самими собой.

Мы описали личностный идеал как фикцию, отвергнув тем самым его реальную значимость, но вынуждены все-таки признать, что он, хотя и нереальный, имеет все же большое значение для процесса жизни и психического развития.

Альфред Адлер

Кажется, что такое разрешение – это чистой воды нелепость. Как можно разрешить себе то, что и так уже есть, ведь мы – это мы, и мы такие, какие мы есть. Что тут разрешать?! Но не будем торопиться с выводами. Всякая невротическая конструкция (а чувство неудовлетворенности собой – это именно невротическая конструкция) алогична, поэтому и разрешение невротического конфликта не может быть построено на аристотелевской логике, оно может быть только такой вот «бессмыслицей».

В данном случае эта «бессмыслица», способная обезоружить невроз, выглядит следующим образом: откажитесь от того, чтобы быть «первыми» и «лучшими», разрешите себе быть такими, какие вы на самом деле. Просто выйдите из игры, снимите требования, которые вы предъявляете к себе, и получите удовольствие от сознания того, кем вы являетесь, что вы делаете, что вам интересно и по-настоящему нужно. Научитесь любить себя так, как вы бы хотели, чтобы вас любили ваши родители, и тогда вечно голодный иерархический инстинкт, до сих пор пивший вашу кровь, отступит, а вы получите возможность чувствовать себя счастливым человеком.

Болезненное противостояние с другими людьми

Иерархический инстинкт – это сила, которая показывает нам наш «низ» и толкает нас на то, чтобы мы достигли грезящийся впереди «верх». Все это, конечно, выглядит как чистой воды сумасшествие, но что поделать – такова жизнь! Кто-то пытается победить самого себя; кто-то вступает в смертельную схватку с другими подобными борцами, чтобы добиться от них признания своей победы; кто-то делает вид, что отказывается от борьбы, ложится вверх брюхом и одним этим, обезоруживающим противника жестом, побеждает, не победив. В любом случае, нам не приходится рассчитывать здесь на чувство внутренней удовлетворенности, эта борьба – бесконечная и беспощадная, а главное – лишенная всякого смысла.

Противостоять другим – значит не видеть и не ценить самого себя. Потребность в противостоянии другим свидетельствует лишь о том, что ты не чувствуешь себя достаточно сильным и состоятельным. А коли так, то это противостояние и вовсе – совершенное безумие! Зачем противостоять кому-то или чему-то, если понятно, что сама эта твоя потребность в противостоянии свидетельствует о том, что ты не чувствуешь себя победителем, а потому, соответственно, не имеешь и шанса на выигрыш.

В мире, который кажется враждебным, усиливается интерес к собственной персоне и убывает интерес к другим людям.

Альфред Адлер

Если вы посмотрите на поведение человекообразных обезьян в стае каких-нибудь гамадрилов, то обязательно увидите самца, который сидит в стороне и не вмешивается ни в какие конфликты и ссоры, а просто наблюдает за происходящим и наслаждается жизнью. Кроме него, конечно, вы увидите и других самцов, каждый из которых будет вести себя в разной степени агрессивно – задираться к остальным, затевать драки, отнимать у них пищу и т. п. Кто из описанных персонажей обезьяньей стаи, по вашему мнению, является настоящим лидером и вожаком группы? Полагаю, нетрудно догадаться, что вожак – это тот, кто сидит в стороне, спокойно и безмятежно наблюдает за происходящим в вверенном ему «муниципалитете». Ему незачем приставать к другим и доказывать свою власть, потому что он чувствует себя властителем, а не пытается быть им, как остальные самцы. Ему нет нужды затевать драку, потому что ему нечего доказывать – ни самому себе, ни другим.

Странно, что такие простые вещи хорошо понимают недоразвитые гамадрилы, а вот представители вида «разумных обезьян» никак не возьмут это себе в толк. Если вы начали бороться, вступили в противостояние с кем-то или с чем-то, считайте, что таким образом вы собственноручно расписались в своей несостоятельности, то есть заявили о своем проигрыше, даже не начав игру. Состоятельным и состоявшимся можно себя чувствовать, но для этого вовсе не обязательно вступать в борьбу. Более того, борьба, даже если она пройдет удачно и завершится вашей победой, не докажет вам этого, если у вас не будет соответствующего самоощущения еще до начала этой борьбы.

Не знаю, как вам, но лично мне кажется, что игра в «вверх» и «низ» – неудачная для человеческого общества конструкция. Впрочем, у иерархического инстинкта есть и оборотная, на самом деле куда более важная и значимая, сторона. Именно благодаря ей мы удерживаемся друг у друга и не стремимся разбежаться по разным углам. Это, на самом деле, центростремительная сила наших отношений, а игра во «власть» – это скорее издержка, нежели самоцель.

Иерархический инстинкт необходим природе, чтобы предотвратить конфликты, неизбежные для группы, где у всякого есть свои интересы: если ты знаешь свое место, то знаешь и свои возможности, свои права, а потому не будешь лезть на рожон, что уменьшит вероятность конфликтов в твоей группе. Но конфликт интересов возможен только в тех случаях, когда количество необходимых всем ресурсов ограничено (доступ к ним разрешен представителями пресловутого «верха»).

Человечество же, к счастью, оказалось способным преодолеть эту проблему, характерную для других живых существ. У нас предостаточно ресурсов, они располагаются в разных областях и сферах, а потому мы вполне можем, что называется, разойтись бортами, не сталкиваясь и не дерясь за добычу. Более того, чем успешнее каждый из нас по отдельности, чем больше областей и сфер мы, каждый по отдельности, освоим, тем лучше будет для всех нас вместе. Приветствовать успех другого – это не признак нашего поражения, это вложение в общую копилку. Осуждать этот успех – глупо, пытаться его оспорить – безумие.

С другой стороны, мы и в этом случае, благодаря работе иерархического инстинкта, будем продолжать испытывать потребность во взаимодействии, и это, безусловно, положительный момент рассматриваемой истории. Мы испытываем радость, наблюдая радость своих соплеменников, представителей своей группы, и потому человечеству уже давно пора переориентироваться с бессмысленных, по сути, попыток взять «верх» (он нам не нужен!) на стратегию взаимной поддержки и положительного подкрепления14
О конкретных механизмах я подробно рассказал в книге «Пособие для эгоиста» (как быть полезным себе и другим), вышедшей в серии «Карманный психотерапевт».

Самое важное в нашей жизни – научиться получать удовольствие, предоставляя другим возможность самореализоваться, достичь в избранных ими сферах «высшего» результата. Именно такое отношение к другим людям способно, во-первых, принести нам действительную, ощутимую пользу, а во-вторых, станет тем поступком, который не занизит, но напротив, повысит нашу самооценку. Вступая в борьбу за лидерство, мы, напротив, обрекаем себя на чувство неудовлетворенности. Вот почему мы должны бояться как огня не поражения, но борьбы.

Виртуальные родители

Надеюсь, вам понятно, что я имею в виду, когда говорю о виртуальных родителях. По сути дела, это не сами наши родители, а их образы, которые живут в нашем подсознании. Здесь, как ни странно, работает банальный механизм привычки. Мы привыкли к тому, как относились к нам наши родители, и мы стали относиться к себе точно таким образом. Если бы они нас ценили, мы бы ценили самих себя; если же они нас постоянно принижали, то мы относимся к себе таким образом. Впрочем, у нас нет никакого желания соглашаться с тем, например, что мы ничего не стоим и ничего из себя не представляем. Соответственно, внутри нашего подсознания идет постоянная борьба между тем, что «говорят» наши виртуальные родители, и тем, что мы сами по этому поводу думаем.

В результате возникла такая ситуация – мы что-то делаем и вполне довольны результатами своей работы, но тут в нашей голове возникает мысль, что результаты эти не так уж хороши, что мы не справляемся с задачей в должной мере, не соответствуем идеалу… Кто это говорит в нас? Кто порождает в нас эту неуверенность? Наши виртуальные родители. Родителям, вообще говоря, свойственно принимать как должное то, что у нас получается хорошо, и заострять свое внимание на том, что у нас не выходит.

Конечно, они делают это «ради нашего блага», стимулируют нас, так сказать, к улучшению результатов. Но с психикой всегда все непросто, такая стимуляция или оскорбляет ребенка, или, расстраивая, внушает ему чувство неудовлетворенности собой. Чаще, конечно, случается и то, и другое. Нам обидно, что родители не замечают наших достижений, а видят одни только наши промахи. В детстве ребенку не понять, что за «хорошее» можно и не хвалить, тогда как недостатки, поскольку их надо исправлять, напротив, следует предавать гласности. Он воспринимает подобное отношение к себе и к своим поступкам как унизительное, обидное и несправедливое.

Вот, собственно, с этими чувствами, которые становятся для нас привычными в нашем детстве, нам и предстоит жить. Можно сказать, что они живут в нас; как поется в одной популярной песенке, «через года слышу мамин я голос», который, к сожалению, постоянно напоминает мне, что я не так хорош, как бы мне того хотелось. С этим надо бороться, понимать источник этой неудовлетворенности собой и тем, что ты делаешь, чтобы изживать данную негативную привычку.

Конечно, если бы наши родители не были бы к нам строги и не требовали от нас того, чего они от нас требовали, то, вероятно, мы бы не получились такими, какими мы стали. И, несмотря на массу издержек, мы сработаны, прямо скажем, неплохо – мы многое умеем, мы на многое способны, у нас большой личностный ресурс. В конце концов, в противодействии иногда рождаются очень неплохие вещи. Главное не сломаться, а дальше… дальше работать над собой, чтобы исправить те деформации, которые возникли в процессе этого противодействия, и изгнать, наконец, из своего подсознания привычки быть недовольными собой и своими поступками.

Сколь бы тяжело это ни было, мы должны распрощаться со своими виртуальными родителями, с их звучащими в нас голосами. Нам незачем более стремиться быть идеальными, таким образом мы все равно не сможем заслужить любовь, – любовь вообще нельзя заслужить. Но главное, может быть, Наступает период, когда зрелый человек как бы становится и своей собственной матерью, и своим собственным отцом. Он вмещает в себя объединенное их сознание. От материнского сознания ему передается: «Не существует злодеяния, не существует преступления, способного лишить тебя моей любви и моего желания, чтобы ты жил и был счастлив». Отцовское сознание говорит: «Ты совершил зло, последствия твоего проступка неизбежны, и если ты хочешь сохранить мою любовь, ты должен искупить совершенное зло, ты должен исправить свое поведение». Зрелый человек только с виду свободен от материнского и отцовского влияния. На самом деле их влияние он включил в свою сущность, спрятал в себе.

Все, что делает женщина, делает, движимая страстью.

Овидий

Разберем основные группы человеческих инстинктов стадного животного уровня.

1. Инстинкт самосохранения.

Служит для сохранения особи в случае опасности. Управляет человеком с помощью эмоции страх. Под действием страха человек уходит от опасности. Инстинкт самосохранения может быть подавлен инстинктом защиты потомства, а у самца – еще и инстинктами защиты самки или группы. В этом случае особь подвергает опасности себя, чтобы сохранить репродуктивное ядро группы. Инстинкт самосохранения подавлен у низкоранговых особей, чтобы им легче было жертвовать собой для спасения репродуктивного ядра. У особей, образующих репродуктивное ядро, инстинкт самосохранения напротив, обострен.

2.Пищевой инстинкт.

Это достаточно обширная группа инстинктивных программ, обслуживающих функцию добычи пропитания и иных ресурсов. Здесь и инстинкт охотника, который мы ощущаем как азарт, и инстинкт разведки, который мы ощущаем как любопытство. Кража и грабеж также являются инстинктивными действиями, характерными для большинства видов животных. В животном мире отъем добычи у другой особи – это тоже добыча. Грабеж и кража были нормой и в человеческом стаде также. Назовем это для краткости инстинктом «укради», мы о нем еще неоднократно упомянем.

3. Блок полового и иерархического инстинкта.

В инстинктивной прошивке человеческой самки сформировались три режима взаимодействия с разными самцами. С вожаком – бесплатный эксклюзивный неограниченный секс для продолжения его элитной генетической линии. К нему же самки обращаются за защитой от неоплаченных подкормкой сексуальных посягательств других самцов. Со среднеранговыми самцами – дозированный секс за кормежку. Чем более добычлив самец, тем больше вероятность, что его ценная генетическая линия будет продолжена. С низкоранговыми слабыми самцами – отсутствие секса даже за кормежку для исключения продолжения их генетической линии. Хитрые самки добычу у них выманивали, но к телу не подпускали, динамили, поднимая визг и призывая сильных самцов защитить их.

В инстинктивной прошивке самца сформировались 3 основных программы, включающихся в зависимости от его положения в иерархии. Инстинкт вожака – набор инстинктивных программ, позволяющих вожаку управлять стадом, контролировать ситуацию. Здесь и повышенная конфликтная устойчивость, и высочайшая уверенность в себе, и властные интонации, и способность манипулировать отдельными особями и группами. В инстинкт вожака включается также и ответственность. Вожак бдительно следит за обстановкой, поднимает тревогу в случае опасности и защищает свое стадо, возглавляя отряд самцов. Вожак чувствует стадо как продолжение своего организма. Воспринимает его как часть себя. Вожаку присущ также инстинкт территории, из которого позже развился человеческий инстинкт собственности. С самками вожак имеет неограниченное число спариваний и убежден, что иначе и быть не может. Других самцов он по возможности от самок отгоняет.

Инстинкт среднерангового. Среднеранговые самцы менее ответственны, чем вожак, они контролируют низкоранговых, добиваются благосклонности самок подкормкой, так как стоят ниже их в иерархии стада, ценят сексуальные подачки и боятся вожака. Когда вожак слабеет, самый сильный из среднеранговых занимает его место, и у него включается инстинкт вожака.

Инстинкт низкорангового. Низкоранговый имеет очень низкую самооценку, боится среднеранговых, боготворит вожака, а о самках только мечтает. При попытке совокупиться с самкой отгоняется самками и среднеранговыми самцами. Жизнью не дорожит. О себе не заботится. Но угождает другим в надежде на их благосклонность. В отсутствие прессинга занимает позицию среднерангового, в связи с чем у него включается соответствующий набор инстинктов.

Интересно, что самец с включившимся инстинктом вожака, практически не способен снизить свой ранг в иерархии. Это необратимо. Он может быть убит, изгнан, но не понижен. В одиночном состоянии у него работает усеченная версия инстинкта вожака – инстинкт самца одиночки. Режим «вожак без стада». Ранг среднерангового может быть понижен до низкорангового.

Таким образом можно условно считать, что у биологического вида Человек разумный по сути есть 4 пола. Самки и три пола самцов – высокоранговые, среднеранговые и низкоранговые. Какого пола самец, определяется той инстинктивной программой, которая в настоящее время активна в его мозгу. Этой программой определяется и его поведение, включая психофизиологические элементы, и поведение самки в отношении данного самца. Последние три пола обычно называются одним словом - мужчины. Отсюда традиционно происходит очень много путаницы, не позволявшей до сих пор правильно описывать и интерпретировать современные межполовые отношения.

Подчеркнем еще раз. В современном мире низкоранговый или высокоранговый - это не положение в реальной современной общественной иерархии, а набор активных инстинктов. Можно занимать должность генерального директора, но при этом обладать набором инстинктов (самоощущением) низкорангового. Хотя, обычно положение в реальной иерархии и набор инстинктов все же соответствуют друг другу.

4. В животном мире виды животных, имеющие грозное оружие (клыки, яд, и т.п.) имеют инстинктивные программы, исключающие применение этого оружия против особей своей группы или своего биологического вида. Этот инстинкт носит название врожденной морали. Поэтому, например, в стаде слабо вооруженных шимпанзе внутригрупповое убийство встречается чаще, чем в прайде сильно вооруженных львов. Так вот, врожденной морали в человеческой прошивке уровня стада - не было. Наш вид не имел ни клыков, ни ядовитых шипов.